Рассечение Стоуна - Страница 174

К оглавлению

174

Прошла целая вечность, прежде чем Дипак протянул руку к блокноту Шивы, открыл на чистой странице и снял колпачок с ручки.

— Скажи мне, почему ты хочешь подвергнуть себя такому риску?

В первый раз у Шивы не оказалось готового ответа. Он зажмурился и сложил пальцы домиком, словно отгораживаясь от присутствующих. Это встревожило Хему. Когда Шива открыл глаза, лицо у него было грустное.

— Мэрион всегда считал, что я действую без оглядки. Забочусь только о самом себе. Он был прав. Как бы он удивился, если бы узнал, что я готов рискнуть жизнью и отдать часть своей печени. Это нерационально. Но… увидев, что мой брат при смерти, я обязан оглянуться назад. Мне есть в чем раскаиваться. Уверен, если бы я умирал и был шанс меня спасти, Мэрион убедил бы вас оперировать. Таков был его подход. Я его не понимал, поскольку это нерационально. А теперь понимаю.

У меня не было повода задуматься над этим. Но рядом с его койкой… Я понял: если с ним что-то происходит, это происходит и со мной тоже. Если я люблю себя, то люблю и его, мы — одно целое. И поэтому риск оправдан, тем более что я — единственный человек на свете, кто может стать ему идеальным донором. Я хочу этого. Я не смогу жить с самим собой, если не сделаю этого, а вы не сможете жить сами с собой, если отвергнете попытку. Это моя судьба. Моя привилегия. И ваша тоже.

Хема, доселе сдержанная, притянула Шиву к себе и поцеловала в лоб.

Дипак что-то записал и положил ручку на стол.

Стало ясно, что им предстоит выступить в роли первопроходцев.

Шива спросил у Дипака:

— Ты упомянул о третьей причине, по которой вы отказались от пересадки. Что за причина?

— Перед тем как потерять сознание, Мэрион взял с меня обещание, что его никуда отсюда не будут перевозить. Это место — не просто базовая больница для нас — иностранных медиков. Здесь нас приветили. Здесь — наш дом.

Хема вздохнула и уронила голову на руки.

— Мы можем провести операцию здесь, — мягко сказал Томас Стоун. Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока он слушал Шиву, и сейчас его еще недавно застывшие глаза блестели и искрились. Он отодвинул кресло и поднялся, движения его были уверенными. — Хирургия — не более чем хирургия. Мы можем выполнить операцию где угодно, были бы инструменты и люди. К счастью, эксперт мирового уровня по разделению печени сидит сейчас рядом со мной, — он положил руку Дипаку на плечо, — инструменты, часть которых он сам спроектировал, тоже здесь и подлежат немедленной стерилизации. Нам многое необходимо подготовить. Хема, если вы с Шивой вдруг передумаете, вам надо только сказать. Шива, с этой секунды ничего не ешь и не пей.

Проходя мимо Шивы, Стоун положил руку ему на плечо и сильно сжал.

Глава пятнадцатая
Пара непарных органов

Вертолет из Бостонской больницы общего профиля приземлился на площадке Госпиталя Богоматери ночью. Он доставил специальные инструменты и ведущих специалистов бостонской отлаженной программы пересадок. Коридор за операционными, обычно совершенно пустой, где ушедший на перекур техник вполне мог оставить на время каталку или переносной рентгеновский аппарат, теперь напоминал армейский штаб накануне начала военных действий. Установили две большие «классные доски», на одной было написано: ДОНОР, на другой: РЕЦИПИЕНТ, на обеих перечислялось, что надлежит выполнить, против каждого пункта имелась графа о выполнении. Бригада хирургов во главе с Дипаком занималась донором, а бостонская команда под предводительством Томаса Стоуна — реципиентом. На наших хирургические костюмы были голубые, на бостонских — белые, на шапочках и блузах у голубых, ко всему прочему, фигурировала буква «Д», а у белых — «Р», чтобы уж точно ничего не перепутать. Только Томас Стоун и Дипак Джесудасс имели право переходить из команды в команду, ассистируя друг другу.

Полуночная репетиция, проходившая в операционных, выявила несколько слабых мест: бостонским анестезиологам следовало лучше усвоить, где что находится в Госпитале Богоматери, а еще необходимо было назначить «инспектора манежа», который осуществлял бы хронометраж, синхронизировал действия обеих бригад, фиксировал в журнале, что команда «Р» сообщила команде «Д», и наоборот. Прибыли две новые «классные доски» для установки в операционных, чтобы помечать галочками сделанное. Всех пациентов с травмами направляли в соседние больницы. К четырем часам утра пора было приниматься за дело.

В раздевалке для хирургов Томаса Стоуна вырвало. Нью-йоркская команда восприняла это как дурной знак, но бостонцы заверили коллег, что, напротив, все пройдет наилучшим образом (хотя, правду сказать, таким бледным и слабым они его еще никогда не видели).

Когда в операции принимает участие такая масса людей из двух больниц, сложно удержать ее в тайне. Журналисты с телевидения расположились у стен госпиталя, все сроки сдачи в печать утренних газет полетели, но редакторы изготовились начать дискуссию об этической стороне исторической пересадки и с нетерпением ждали реальных фактов.

Хирурги не забивали себе голову историческим значением или сохранением операции в тайне. Дипак сидел на табурете за шкафом и, чтобы отвлечься и не слышать, как Стоуна тошнит, просматривал анатомический атлас.

В 4.22 Шиве сделали укол диазепама, затем пентотала и вставили в трахею трубку. Операция над донором началась. По расчетам Томаса Стоуна и Дипака, она должна была занять от четырех до шести часов.


Если бьющееся в груди сердце — орган жизнерадостный, неунывающий, настоящий рубаха-парень, то прячущаяся под диафрагмой неподвижная печень — что-то вроде фигуративной живописи. Печень вырабатывает желчь, без которой невозможно переваривание жиров, и хранит глюкозу в виде гликогена. В тишине, молчком, она обезвреживает чужеродные вещества и токсины, вырабатывает протеины свертывающей системы крови и транспортные белки, удаляет из организма конечные продукты обмена веществ.

174