Рассечение Стоуна - Страница 41

— Спасибо, Алмаз! — крикнул Гхош. Та притворилась, что не слышит.

В туалете Гхош ощутил резкую боль при мочеиспускании и принужден был снизить напор.

— Словно бритвой по яйцам, — проворчал он, вытирая слезы. Какое название придумали французы? — chaude-pisse, но это и в малой степени не передает всех ощущений.

Это таинственное раздражение вызвано простоем? Или это камни в почках? А может быть, скорее всего, эндемическое воспаление мочевыводящих путей? Пенициллин не действовал, боль то усиливалась, то отпускала. Он основательно изучил вопрос, подобно ученому прежних времен, провел многие часы за микроскопом, исследуя свою мочу и мочу больных со схожими симптомами.

После своей первой половой связи в Эфиопии (единственный раз он не пользовался презервативом) понадеялся на полевую методику союзных войск, «профилактику после сношения», как ее именовали книги, — вымыть с мылом и хлоридом ртути, затем закачать в уретру серебряную протеиназовую мазь и проспринцевать на всю длину члена. Ощущения при этом были, будто он подвергся епитимье, изобретенной иезуитами. Боли приходили и уходили и усиливались по утрам безо всякой связи с «профилактикой». Сколько еще таких «проверенных временем» бесполезных методик существовало? Подумать только, какие средства армии всего мира ухлопали на такие «аптечки»! А ведь до открытия Пастером микробов доктора дрались на дуэлях из-за достоинств «перуанского бальзама на дегте», незаменимого средства для заживления инфицированных ран. Невежество распространяется с той же динамикой, что и знание. Но по-прежнему каждое следующее поколение врачей считает, что невежество осталось в прошлом.

Специальность в конце концов определяется личным опытом, вот и Гхош de facto заделался сифилидологом, венерологом, авторитетом по заболеваниям, передающимся половым путем. Каждый сановник, от дворца до посольств, мчался со своей венерической болезнью к Гхошу. Может быть, в округе Кук в Америке заинтересуются его опытом?

Помывшись и одевшись, он проехал двести ярдов до поликлиники в поисках Адама, одноглазого рецептурщика, который под чутким руководством Гхоша постепенно превратился в недурного диагноста. Но Адама нигде не было видно, и Гхош отправился к В. В. Гонаду. Титулов у В. В. была масса: лаборант, техник банка крови, младший администратор, и все они фигурировали на именном жетоне, красовавшемся на его просторном белом халате. Полное имя его было Бонде Воссен Гонафер, но он переиначил его на западный манер: В. В. Гонад. Гхош и матушка-распорядительница поспешили объяснить несчастному, что означает его псевдоним, но оказалось, что В. В. не нуждается в наставлениях.

— У англичан ведь есть мистер Стронг? Райт? Хед? Карпентер? Мейсон? Миссис Манипенни? Мистер Рич? А я буду мистером В. В. Гонадом.

В. В. был одним из первых эфиопов, с кем Гхош свел короткое знакомство. С виду меланхолик, В. В. был жизнелюб и честолюбец. Урбанизация и образование дали В. В. gravitas, несколько преувеличенную обходительность, шея и тело изящно изогнуты в поклоне, разговор прерывается томными вздохами. Под влиянием алкоголя его манеры либо делались еще более изысканными, либо он вовсе забывал о них.

Гхош попросил В. В. сделать ему укол витамина В12. Игра стоила свеч — даже плацебо дает определенный эффект.

В. В. прокипятил шприц.

— Доктор Гхош, ни в коем случае не пренебрегайте профилактическими средствами, — застенчиво просопел он. Уж чья бы корова мычала.

— Я и не пренебрегаю. Сношений без резинки не допускаю. Веришь, нет? Понять не могу, откуда берется это жжение по утрам. А вы, сэр? Почему не пользуетесь кондомом, В. В.?

Гонад носил высокие каблуки, в связи с чем походка у него была страусиная. Голову его украшала шапка взбитых волос, эту прическу впоследствии назовут «афро». Он вытянулся во все свои пять футов один дюйм и надменно произнес:

— Чтобы заняться любовью с резиновой перчаткой, и из госпиталя-то выходить незачем.

Если бы Гхош знал, что сестра Мэри лежит сейчас в муках у себя в комнате, он бы кинулся на помощь и, быть может, ее жизнь была бы спасена. Но в ту минуту никто ни о чем не подозревал. Стажерка еще не доставила ей сообщение, а когда доставит, никому не скажет о том, как сестре плохо.

Вместе со старшей сестрой и стажерками Гхош неспешно совершил обход, продемонстрировал новым стажеркам случай сульфамидной сыпи, удалил асцитическую жидкость из живота больного циррозом. Прием больных в поликлинике занял большую часть дня, да еще лекция о туберкулезе будущим медсестрам. За делами он забывал про Хему, которая должна была вернуться два дня тому назад. На это у него имелось только одно объяснение, и оно его не радовало.

Ближе к вечеру Гхош уехал из Миссии — за несколько минут до того, как раздались вопли Стоуна, на руках несущего сестру Мэри в операционную.

Гхош припарковался возле величественного Иудейского Льва, украшавшего площадь у железнодорожного вокзала. Вытесанная из черно-серых каменных блоков, с квадратной короной на голове, кубистическая скульптура смахивала на шахматную фигуру и придавала этой части города нечто авангардистское. Из-под нависших бровей глаза льва грозно озирали площадь.

Гхош шагнул в хромированный и лакированный мир заведения Ферраро, где постричься стоило в десять раз дороже, чем в «Джаи Хинд», индийской парикмахерской. Но у Ферраро, с его матовыми стеклами и столбиком парикмахера в красно-белую полоску, человек сбрасывал пару лет. Зеркальные стены, круглые светильники, кресло из бычьей кожи, блистающее хромом рычагов и ручек, которых было больше, чем на операционном столе в Миссии, все это могло предоставить только это итальянское заведение.