По щекам у Циге катились слезы: ее малыш был самый больной среди детей. Прочие матери шарахались от нее, чтобы не сглазила. Я взял ее за руку, поискал в памяти слова, которые бы ее успокоили, и не нашел. Ребенок хрипел все сильнее, и Циге зарыдала у меня на плече. Как мне хотелось, чтобы Генет была рядом, — чем бы она там ни занималась у себя в Асмаре, горе матери было важнее. Генет изъявила желание стать врачом — для умной девочки, воспитывающейся в Миссии, это было, пожалуй, неизбежно. Вот только к больнице у нее было отвращение, и за Гхошем и Хемой хвостом не ходила. Я никак себе не мог представить, чтобы она сидела с Циге.
В три часа дня малыш Циге — ни дать ни взять утопающий, зафиксированный замедленной съемкой, — умер. Недостало сил дышать.
Младшая медсестра, как и полагалось по инструкции, бросилась под дождем в главный корпус, делая мне отчаянные знаки. Но я не двинулся с места. Родительскому горю нужен козел отпущения, и виноватым часто оказывается тот, кто случился рядом, кто старался помочь. Только я знал: Циге мне нечего бояться.
Через полчаса Циге с завернутым в погребальную тряпку тельцем на руках была готова отправиться домой. Прочие матери сгрудились вокруг нее, задрали головы и испустили свое лулулулулу, будто их горестное причитание могло защитить детей.
Я проводил Циге до ворот. Она посмотрела на меня глазами, полными боли. Я ответил ей долгим сочувственным взглядом. Она поклонилась и пошла прочь со свертком на руках. Мне было ее очень жалко. Страдания ребенка закончились, а ее — только начинались.
Доктор Купер прибыл ровно в восемь на посольской машине. Одновременно на своем «комби» приехал и поляк-пациент.
Гхош изучал технику вазэктомии еще интерном, его учителем был сам Джавер, индийская знаменитость, которого Гхош охарактеризовал так: «Маэстро перевязки протоков, лично ответственный за миллионы нерожденных». Операция была для Эфиопии в новинку, и теперь все больше экспатриантов, в особенности католиков, обращалось к Гхошу за операцией, которую в их родных странах почему-то не делали.
— У меня к вам деловое предложение, доктор Купер. Я научу вас делать вазэктомию, вы освоите операцию и в знак благодарности сделаете ее одной высокопоставленной особе.
— А я знаю эту особу? — спросил Купер.
— Вы имеете честь говорить с ней, — засмеялся Гхош. — Как видите, я лицо, непосредственно заинтересованное в том, чтобы подготовить вас наилучшим образом. Мой ассистент, Мэрион, поможет мне оценить ваши навыки. Мэрион, ни слова Хеме о моих планах. Вы, Купер, тоже держите язык за зубами.
У Купера была прическа ежиком и торчащие квадратные зубы. Сильный американский акцент резал ухо, но Купер так приятно растягивал слова, так располагал к себе своими мягкими, любезными манерами, будто жизнь доселе доставляла ему одни радости и никогда не переменится к худшему.
— Увидел, сделал, освоил, так ведь, старина? — рассмеялся Купер.
— Воистину так, — ответил Гхош. — Сама по себе операция легкая, но есть свои тонкости. Я всегда велю пациентам сделать накануне клизму, ибо ничто их так не напрягает, как запор. В клизму добавить теплое молоко с медом и держать кружку Эсмарха повыше, вот что я рекомендую.
— Помогает?
— Еще как! Вот бы как я это определил: если пациент как раз пьет виски с содовой, стакан валится у него из рук.
— Уловил, — усмехнулся Купер.
— Я также прошу пациента принять до операции теплую ванну. Расслабляет. — И Гхош добавил вполголоса: — А также положительно воздействует на мой орган обоняния…
Пациент не произнес ни слова. По словам Гхоша, он был консультантом Экономической комиссии по Африке, экспертом по контролю за рождаемостью и отцом пятерых девочек. То, что ему уделяется столько внимания, его не пугало.
— Если не начнем, то никогда не кончим, так что лучше начать, правда? Мэрион, обогреватель, будь так любезен. (Я уже включил электрический обогреватель под столом.) Вот первая оговорка: если не хочешь, чтобы мошонка съежилась, а яйца убежали к подмышкам, в помещении должно быть очень тепло. Вторая оговорка: релаксация, снятие психического и мышечного напряжения. Это очень важно. Барбитурат или наркотик могут помочь. Рекомендую одну унцию виски «Джонни Уокер». Красная или черная этикетка, неважно. Замечательный релаксант. Только не забудьте, налейте также и пациенту.
Купер размеренно захохотал.
Надеюсь, он заметил, сам я обратил на это внимание еще раньше. Когда интимные части пациента обнажились, даже несмотря на то, что в комнате было тепло, мошонка поджалась, a musculus cremaster поднял яички. Только после хорошего глотка виски (употребленного внутрь пациентом именно в эту минуту, никак не раньше) мешочек опал.
Оба хирурга были в перчатках. Гхош тщательно продезинфицировал операционное поле и обложил стерильными салфетками.
— Еще нюанс, мистер Купер. Пусть даже это несложная операция, не допускайте кровотечения. Вы знаете, на что похож бринжал?
— Нет, сэр.
— Э-э… Как его… Melanzana?.. Баклажан?
— Ах вот оно что.
— Если вы не будете тщательно контролировать кровотечение, получится баклажан. Или два. Вроде тех баклажанов, которыми меня пять лет кормили в медицинском институте. Так разнесет, не обрадуетесь.
Я снова подал пациенту виски, он осушил стакан.
Я обожал ассистировать Гхошу. С тех пор как он решил, что я достаточно взрослый и восприму все как надо, я очень серьезно относился к своей роли. Присутствие Купера меня сильно взволновало.