Рассечение Стоуна - Страница 91

Мотоцикл мчался теперь на приличной скорости, звеня пружинами и бренча грязевыми щитками. Солдат отвел взгляд от дороги, поискал задвижку глазами. Шива-Мэрион несся во весь дух. Левая рука солдата все ласкала бензопровод.

— Включайте передачу! — выкрикнул я, отчаянно, из последних сил, толкнув мотоцикл.

— Полный газ! — проорал Шива.

Солдат реагировал не сразу. Отпустил бензопровод, поглядел вниз на рычаг переключения передач. Сейчас он врубит первую, заднее колесо заклинит и вся затея провалится…

Но не успел я это подумать, как двигатель неистово, мстительно взревел и мотоцикл рванул вперед, обдав нас гравием и едва не сбросив седока. Тот вцепился в руль изо всех сил.

И только сейчас увидел, что впереди. Чтобы успеть повернуть до гребня, у солдата оставалось несколько секунд. Есть известная всем мотоциклистам аксиома: надо всегда смотреть в том направлении, куда хочешь ехать, а не в том, куда тебе путь заказан. А он, я уверен, уставился на приближающийся обрыв.

«БМВ» ревел, набирая скорость. Переднее колесо ударилось о бетонный бордюр, заднее взмыло в воздух. Сам мотоцикл не перекувырнулся, мотор был слишком тяжел. Зато седок с криком перелетел через руль и покатился вниз по склону, пока не врезался в дерево. Послышался звук удара и что-то, похожее на громкий выдох, словно весь воздух разом покинул легкие. Солдата отбросило в сторону и протащило еще футов десять.

«БМВ», сбросив седока, рухнул на бок, заднее колесо продолжало вращаться.

Я первым оказался возле солдата. Мне хотелось, чтобы с ним стряслось несчастье, но когда оно взаправду стряслось, я испугался. Как ни удивительно, солдат находился в сознании. Он лежал на спине, кровь заливала его лицо, сочилась из носа и разбитого рта. Ничего от военного в нем не осталось, передо мной был ребенок, наказанный за жадность.

При взгляде на неестественно подвернутую под тело ногу меня затошнило. Он схватился за живот, застонал.

Казалось, больше всего ему досаждает живот, не лицо и не нога.

— Умоляю, — простонал он, задыхаясь и скребя себе грудь. Его глаза нашли меня. — Умоляю. Убери это.

На мгновение я забыл, что он сделал Земую, Розине и Генет и как он расправился бы с Гхошем. Я видел только страдания, и мне стало его жалко.

Я оглянулся на подоспевшую Розину, губа у нее распухла, переднего зуба не хватало.

— Умоляю, — повторил он, держась за грудь. — Вытащи это. Во имя святого Гавриила, вытащи.

Он все возил руками по животу, и теперь я видел почему. Рукоятка револьвера вонзилась ему в тело — почти целиком ушла под ребра с левой стороны.

— Гляди-ка, — взвизгнула Розина, — за пушку хватается!

— Нет, — неслышно произнес я. — Ручкой ему раздробило ребра. — И громко: — Держись. Я его сейчас вытащу.

Я ухватился обеими руками за револьвер и что есть силы дернул. Солдат вскрикнул. Револьвер не двинулся с места.

Я переменил руки и снова потянул.

Выстрел я услышал потом. Сперва меня словно мул копытом ударил.

Револьвер сам прыгнул мне в руку.

Запахло горелой материей и порохом. Я увидел красную яму у солдата в животе. Жизнь уходила у него из глаз с той же легкостью, с какой капля росы скатывается с лепестка розы.

Я пощупал ему пульс. Этой разновидности Гхош мне не демонстрировал: пульс отсутствовал.

Розина послала Генет за Гебре.

Он примчался бегом. Выстрела он не слышал. Бунгало находилось достаточно далеко, да и револьвер стрелял в упор.

— Живее. Его могут начать искать, — поторапливала Розина. — Но перво-наперво надо убрать мотоцикл.

Впятером мы подняли «БМВ» и откатили под навес у поворота. Мотоцикл был как новенький, если не считать вмятины на бензобаке. Мы быстро переложили поленницу, переместили штабель Библий, переставили козлы, навалили сверху инкубатор и прочий хлам, так что мотоцикл совершенно скрылся из виду.

Потом вернулись к покойнику, помолчали. Гебре и Шива прикатили тачку и с помощью Розины и Генет взгромоздили на нее мертвеца. Я, привалившись к дереву, наблюдал. Тело лежало в ржавом кузове тачки в неестественной позе, сразу было видно, что неживое. Под водительством Розины мы покатили тачку вдоль забора по спрятавшейся за деревьями тропке к обводненному участку. Здесь глубоко под землей находился старый больничный септик, давным-давно переполненный и выведенный из эксплуатации. Фонд Рокфеллера и греческий подрядчик по имени Ахиллес построили новый отстойник. А на месте старого образовалась топь. Разросшийся пушистый мох маскировал западню: любой предмет тяжелее гальки моментально тонул. Хорошо, путников отпугивала неизменная вонь. В конце концов матушка обнесла опасное место колючей проволокой и повесила табличку на амхарском: «Зыбучие пески», что было самым близким переводом такого понятия как «топь».

Вонь стояла страшная. Повалив столб, так что колючая проволока легла на землю, Розина и Гебре подкатили тачку к самой топи и уже собирались вывалить тело.

— Нет, — завизжал я, хватая Розину за руку. Меня била дрожь. — Так нельзя. Розина… Господи, что я наделал…

Розина оттолкнула меня, они с Гебре взялись за ручки тачки и сбросили тело в мох.

Зеленый ковер прогнулся. Нет, нас запугивал совсем другой человек, настоящий монстр, а у покойника лицо было исполнено печального достоинства.

Тело исчезло, Розина плюнула туда, где оно только что было, и повернулась ко мне. Ярость и жажда крови искажали ее черты.

— Что это с тобой? Ты что, не понимаешь, что он бы поубивал нас всех просто ради забавы? В живых мы остались только потому, что ему не терпелось заграбастать мотоцикл Земуя. Ты должен гордиться своим поступком.